připojiti také F. J. Aksamentova. V jeho pohádkách zjevně proniká úsilí individualisovati jednající osoby, vystihnouti pro každou osobitý způsob mluvy a odstíny řeči znázorniti charakter i nálady. Způsob mluvy vojákovy se ostře odlišuje od mluvy jeho milenek, dcer královských a hraběcích. V jejich mluvě převládají zdvořilé formy konversační („vy" místo „ty"), slova zdrobnělá, hypokoristika, snaha po městské výslovnosti: „čto", „konečno" atd. «Салдат влеж в комнату, каролевна ево и спраши-вает: „Что, душечка, агня надо, поди, вздуть?-' Spatřivši, že princ má na hlavě bouli, ptá se ho: ,,Ето что же, душечка, y вас такое?"» Týmž slohem mluví ženské osoby Aksamentovovy také v jeho povídkách ostatních, nevojenských. Uvádím na příklad dialog královnin s mužem v povídce o košikárovi. «Патом ане в адно время поехали по городу прогуливатца, ана и гаворит каролю: „Вот, что, душечка, я придумала. Чем же нам платить в чужей гастиницы деньги, лучше бы аткрыть сваю." Кароль на то согласен и гаворит: „Открыть нам недолго, a ково же нам посадить в нё," Анаигаворит: „А вот, гаворят, есь маладой человек, и он харошо абразован. Он, гаворит, никакова средства не имеет и вот пестери плетёт и носит на базар продавать. По моёму мнению, можно посадить ево в гастиницу."»

Mluva vojákova se individualisuje podle jeho úlohy a situace. Když přijde k dceři francouzského krále předstíraje, že je princem, pozorujeme, jak ve styku s ní se snaží napodobovati zdvořilý způsob mluvy: «Нет, не для чево ... A то, за чем Бы меня при-гласили, за тем я и пришол . . .» «Что же, душечка, мне типере нужно уезжать» atd. Jeho ton se mění, mluví-li s touž princeznou, ale cítí-li, že je již vítězem. «Да, он принец, да дурак ...» atd. V rozhovoru s carem nebo velkoknížetem má mluva vojákova typicky kasárenský ráz se všemi známými obraty: «точно так», «слу-шаюсь», «виноват» a pod. Jedině způsobem mluvy se Aksamen-tovu podařilo zobraziti dobrodušného mudrce, staříka košíkáře. «Нет, животок твой, голубок, севодни ты будешь купцом a завтре нишшим. A bot научись пестери плесть, тыжно оддам.» Přihlouplá hrdinka v povídce «Дуня-урус» je charakterisována krátkými, úryvkovitými větami a replikami. «Bot ана хочит, идёт робить, не хочит •— урусит. Атец пасылат иё: „Пади, Дунька, на роботу!" „Не пайду!" „Пашто?" ,,Я ишшо урюсю" и бьет ногами об пол» Jako příklad dovedné reprodukce cizí řeči možno uvésti také zdařilou reprodukci dialogu při námluvách: «Приходит, помолилша богу. Здрастуй, дядя Иван!» «Добро жаловать, Степан Петрович, при-ходи, садись!» «Да, вот што, дядя Иван, я пришол к вам за добрым делом!» «Гаворите, Степан Петрович!» «Вот што, дядя Иван, ондайте за меня Дуню.» Старик и гаворит: «Ах, Степан Петрович, c удоволь-свием бы ондал, но ана тибе не подходит . . .» atd. (Č. 14.)

Příklad skupinového rozhovoru podává rozmluva mistrů v pohádce o dřevěném orlu. «Bot ане, значит, пашли и между сабою дарогою гаворят: «Вот братцы, типеря зайдем в кабак, опохмелимся и подём свае ремесло кажный исполнять.» Вот ане заходят в кабак. Первый бирёт бутылку — выпили; патом бирёт второй другую — «да-